"И во граде мятеж учинили" - как Псков в XVII веке стал вновь вольным городом, но ненадолго

Мог ли ведать знатный псковский купец Федор Емельянов, получив 16 февраля 1650 года царскую грамоту, в какой водоворот жесточайших социальных потрясений будет втянут не только он сам, но и весь город Псков, вся псковская округа и даже соседний Новгород? Да и в самой столице для правительства царя Алексея Михайловича псковские события на несколько месяцев станут темой номер один и главной государственной заботой.

А всего-то и предписывалось Емельянову на псковском хлебном рынке «хлеба купити две тысячи чети (Четь или четверть – мера объема сыпучих тел на Руси. В XVI веке 1 четверть ржи равнялась примерно 4 пудам), для того, чтобы цены приподнять, чтобы немцам по дорогой цене продать».

Одновременно царская грамота была доставлена и псковскому воеводе Никифору Сергеевичу Собакину. В ней воеводе приказывалось отмерить десять тысяч четей ржи и ссыпать этот хлеб в амбары, стоящие за рекой Великой. Разумеется, все это должно было храниться в строжайшей тайне.

И вот через несколько дней псковичи обнаружили вдруг в городе такую картину: Федор Емельянов щедрой рукой, не скупясь, большими партиями скупает хлеб на рынке, отчего его цена тут же поползла вверх, а воевода Собакин организовал непонятный масштабный перевоз государственного хлеба из кромских житниц за реку к Немецкому двору.

Поначалу меж псковичей поползли слухи, пересуды, домыслы, но уже вскоре горожане перешли к конкретным действиям. 26 февраля прямо на двор к Собакину прибыла делегация псковичей, которые ото всего города призвали воеводу приостановить вывоз хлеба за реку. Челобитчики пояснили, что «им, псковичам, хлеба стало купить негде. Волен Бог да государь, станем де все у житниц сами, хотя де велит государь всех их перевешать, а в Свейскую землю хлеба из государевых житниц им не давывать».

Псковичи просили воеводу дать им время обратиться с челобитной от Пскова в Москву к государю Алексею Михайловичу. В ответ воевода обругал делегатов и фактически выставил их со двора, оставив жалобы без внимания. Позже псковичи припомнят ему это.

Чтобы стал понятен смысл происходящих в Пскове событий, надо перенестись к началу XVII века. В тяжелую для России годину Смутного времени Швеция пыталась отторгнуть от нее чуть ли не весь Северо-Запад. По Столбовскому мирному договору 1617 года к Швеции отошла значительная часть русских земель, примыкавших к Балтийскому морю. Вместе с землями под властью шведских феодалов оказалось и большое количество русского населения.

Подвергаясь разностороннему гнету, в том числе и религиозному, со стороны шведских властей и помещиков, русские крестьяне в одиночку и семьями, тайком, иногда месяцами и годами пробирались на территорию Русского государства. По официальным и явно заниженным данным за 30 лет, с 1618 по 1648 год, на русскую сторону перебежало порядка 50 тысяч человек.

Такое положение не могло устраивать Швецию, терявшую дешевые рабочие руки. После настойчивых, неоднократных и многолетних требований шведской стороны между двумя правительствами было достигнуто соглашение, по которому Россия обязывалась выплатить за перебежчиков огромную по тем временам сумму – 190 тысяч рублей, из них 70 тысяч – золотом.

Для получения этой суммы в январе 1650 года в Москву прибыла специальная шведская миссия во главе с Иоганном де Родесом. Так как Швеция испытывала недостаток в хлебе, то руководство миссии договорилось с московским правительством о закупке в Пскове хлеба для своей страны. Деньги за хлеб вносились из получаемой контрибуции по цене, державшейся на псковском рынке. Последнее обстоятельство и побудило московские власти прибегнуть, из благих в общем-то намерений, провернуть хлебную аферу в Пскове с привлечением Федора Емельянова и воеводы Собакина.

Но… Хотели, как говорится, лучше, а получилось как всегда. Проводимая в последние годы политика резкого повышения налогов и повинностей с одновременным сокращением жалованья многочисленным ратным людям, подготовила в среде посадского населения и стрельцов почву для всеобщего недовольства. Достаточно было малейшей искры, чтобы вспыхнуло пламя народного гнева.

Взрыв возмущения произошел в Пскове 28 февраля, когда в город прибыл шведский подданный Логин Нумменс, везший казну для закупки хлеба. Объятый страхом «немчин» был остановлен на льду Великой напротив Кремля, обыскан, подвергнут предварительному допросу и препровожден под стражу на подворье Снетогорского монастыря.

В ходе дальнейшего допроса Нумменсом было названо имя Федора Емельянова. Активисты допроса тут же бросились к дому купца, но того и след простыл. Заподозрив неладное, Емельянов первоначально спрятался в келье у псковского архиепископа Макария, откуда тайно, ночью бежал из города и поспешил в Москву. Разгневанные псковичи и стрельцы в отместку разграбили дом Емельянова, что называется, подчистую.

С этого времени власть в городе фактически перешла ко Всегородной избе, ставшей временным правительством восставшего Пскова. Хотя воевода Собакин еще какое-то время оставался на свободе и даже поначалу посещал заседания Всегородной избы, влияния на дела в Пскове он уже не имел.

В течение шести месяцев не подчинялся Псков московскому правительству. Не смогли сломить сопротивления псковичей и московские войска под руководством князя И.Н.Хованского, прибывшие под стены города в конце мая и незадолго до того усмирившие восставший вслед за Псковом Новгород.

Из среды посадских людей и стрельцов выдвинулись подлинные вожди восстания, сумевшие организовать и повести за собой псковичей. Их имена хорошо знали в Москве по многочисленным отпискам. Это посадские люди Гаврила Демидов и Михаил Мошницын, староста площадных подьячих Томила Слепой, стрельцы Прохор Коза и Максим Яга и даже поп Яков, священник Георгиевской с Болота церкви.

Что удивительно! Псковское восстание не было подавлено силой. По обоюдной договоренности, войска Хованского после замирения не вошли в Псков, а «заводчики» отделались всего лишь ссылкой из города. И еще: хлеб в Пскове шведы так и не купили!